Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

— Я прибыл по просьбе дочери пострадавшего. Разрешите войти? — На его лице дрогнули усы.

— Добро пожаловать, — растерянно пробормотала Вера. — Только… прошу, говорите тихонько, мой ребёнок спит.

Не снимая кроссовок, господин вошёл в комнату, и его уверенность растаяла, как сахарная пудра.

— Родионыч, ты уже знаешь? — просипел пострадавший и опять зарыдал.

Валерий Леонидович и Родионыч обнялись, как отец и блудный сын, и Вера поняла — перед ней абонент «Батя».

— Всё, Валера, — выпрямился «Батя» и похлопал блудного сына по плечу. — Будет уже. Домой поехали. Надо держаться достойно. О детях подумай. Снежана на грани. Полинка твоя из окна выбросилась, проморгал Георгиев, твою ж… В морге. Дочка твоя одна туда поехала, ни отца, ни жениха рядом. И я вот подвёл. К тебе рванул, как узнал. Она думает — ты исчез опять, и я, твою дивизию, рванул. Вставай! — нетерпеливо прикрикнул Родионыч.

— Полина? — бледнея, протянул пострадавший. — А! Теперь я точно знаю! Это она! Ведьма! Она всё подстроила, понимаешь, она Леру погубила! — вскричал Валерий Леонидович, а Вера склонилась над детской кроваткой и прижала малыша. Глаза её почернели от ужаса.

— Тише ты, идиот! — процедил Родионыч и сжал зубы, щёки его напряглись и раскрыли оспины. — Ребёнок спит. Истерику выключай, а то лично застрелю! — Рука породистого господина хлопнула по левому борту джинсовой куртки. — Дочь спасать надо. Да ты человек или урод? — встряхнул Яновича за грудки «Батя». — У девочки диплом, свадьба на носу, а тут ты, твою ж… И Полинка твоя, непутёвая баба. А Миша? — голос Родионыча заскрипел. — Если ты сейчас в дурку загремишь, кто о сыне твоём позаботится? В дом инвалидов, на опыты, дитё несчастное отдашь? А уж поверь, твои дружки-замы и их жёны акульи в миг тебя скрутят, только унюхают, что ты не в себе, слабину дал. И повезут к твоему Георгиеву всей компанией, и за бабки любой диагноз организуют.

Уже в машине Валера пришёл в себя. Он решил во что бы то ни стало держать удар и никому на свете не рассказывать, что Полина — исчадье ада. Она погубила Леру, себя не пожалела, ведьма, так отомстить хотела. А себя она любила, трусы и те в обычном магазине не купит, всё по бутикам. Родионыч, разглядывая в лобовое зеркало подопечного, увидел, что тот уже удерживает голову и взгляд его вернул остроту. «Слава богу», — пронеслось в голове бати, и он вздохнул с облегчением. Слава богу!

— На вот, — Родионыч протянул Валере телефон, — Вере позвони, извинись, твою ж… девка хорошая. Белочка. — В глазах Родионыча мелькнули хитринки.

— Вера, — уверенно произнёс Валерий Леонидович, поднося к уху телефон, — это опять я. Простите меня, ради бога. — Валера замолчал и нахмурился. — Не перебивай! Ладно? — отрезал он и продолжил: — Я причинил тебе столько неудобств. Ещё хочу добавить, что очень благодарен, нельзя передать словами как. Ты меня к жизни вернула, это правда. От тебя такое тепло идёт. Прошу, стань моим другом. Надеюсь не очень наглое предложение? — Родионыч скользнул взглядом по лицу пострадавшего, его глаза потеплели, казалось, даже уголки губ чуть подались вверх. — Тогда, раз ты согласна, прошу сопровождать меня на похоронах… Спасибо. Я правда опять боюсь сломаться и подвести детей. Пришлю за тобой машину, предварительно позвоню… С малышом няня моя посидит, настоящий профессионал. Спасибо тебе, Вера.

— Друга, значит, себе завёл? Ну и охламон, — съязвил Родионыч.

— Да. Удивительно, что можно вот так запросто встретить непродажных людей, — ответил Валерий и опять погрузился в своё горе, на его лицо наползла каменная маска.

— Да ты циник, — со смаком заметил Родионыч. — По сторонам смотреть надо лучше. Хороших людей гораздо больше. Это ты со всяким дерьмом вяжешься, а потом вытаскивай тебя из ситуаций! — Родионыч повысил голос. — Распустил дружков своих, пожалел, добрый такой. В паразитов превратил. Это они из-за тебя ничего делать не умеют, так и не научились, только щёки раздувать.

— Да, батя, понимаю, какое я дерьмо, а не человек. Тошнит от собственного смрада. Уж не знаю, за что ты меня полюбил, не вижу ни одной причины. Удавиться бы сейчас, так тошно, — искренне согласился Валерий и опять заплакал.

— Э-э-эй! Прекрати слюнтяйничать. Эгоист, — возмутился батя. — Твой «Икар» сегодня переколбасили, обыск был, допросы. Облаву устроили раньше, чем я предполагал. Плоды твоих трудов непосильных: Гацко на нарах греется, а Ипатов — в запое, ребята из органов на него тоже собак повесят. Не сегодня завтра повестку вручат и тебе, надо ясный ум иметь, волю. За тобой люди стоят, твои работники. Ты за них в ответе, — провозгласил Родионыч, ударяясь в патетику. Его подопечный вжал голову в плечи, в глазах возник страх. — Ты не дрейфь, пацан, — ободрил батя блудного сына. — Против тебя у них ноль. Главное, удар держи. Я адвоката подберу, тебе ни думать, ни говорить не надо, помалкивай и слушайся. А с этим ДТП, — Родионыч нахмурился, — я людей зарядил, не беспокойся, подпишешь один протокол — и всё. Там водила по уши влип, твою ж… Алкоголь в крови нашли, скорость превысил, крышка ему, раскатают его по полной. Человека убил. Шутка ли? Столько людей мог угробить. — Родионыч со злобой сжал руль. — Вот же… скотина. Против него свидетели льют, краски ещё сгущают. Ну да ладно, сейчас главное — наш бизнес. Вернёмся к нашим баранам: уголовное дело открыли. Тут надо грамотно сработать, а ты вздумал эмоции выражать. Я говорил уже — у них на тебя ничего нет… пока. Всё под контролем. Надо так до суда продержаться, спокойно. Так что сердечные дела затвори в ларец и утопи на дне колодца. Мужик ты или?!. Тем более Полину надо достойно похоронить, мать твоих детей всё-таки.

— Я постараюсь, — ответил Валера загробным голосом. — Только позволь мне сперва родную мою, любимую земле предать. — Он не заплакал, но глаза его сузились в еле заметные щели, а по лицу пробежали волны отчаяния.

Родионыч ухмыльнулся:

— Смотри только, чтоб её родня тебя не растерзала, они тебя обвинят, уж будь уверен.

— Пусть терзают, мне только легче станет, — смиренно произнёс Валерий.

— Ладно, — согласился батя, — давай о дочке твоей. Ей хуже всех.

Родионыч был прав, как обычно. Снежана залила слезами блузку Анастасии Сергеевны. Той опять захотелось уволиться, но верное сердце няни стукнуло по хаотичным мыслям о бегстве и развеяло их в прах.

У Сергея личность будущей тёщи вызывала омерзение, поэтому он не огорчился, даже наоборот, вздохнул с облегчением, едва скорбная весть долетела к нему сквозь Интернет. Но когда его мама упала перед иконой Богородицы и раз десять перекрестилась, в сердце жениха закралось сомнение, что уход будущей тёщи и правда не такое уж рядовое или даже радостное событие.

— Сыночек, родной ты мой, — простонала мать, приподнимаясь с колен. Её ресницы и руки дрожали в такт. — Ужас-то какой, — произнесла она, усаживаясь рядом сыном на кровать в детской. — Как же со свадьбой?

У Сергея похолодело сердце:

— Ма, а чё со свадьбой? — с недоумением произнёс он. Мама заплакала, а сын приободрился и продолжил: — Неужели твои гости от горя зайдутся?